Успение Пресвятой Богородицы – престольный праздник Аносина Борисоглебского монастыря

28 августа, в день, когда Православная Церковь с люовью и умилением вспоминает всечестное Успение Пресвятой Богородицы, в Аносином Борисоглебском монастыре отмечается престольный праздник. Накануне этого дня было отслужено торжественной Всенощное бдение с выносом Плащаницы Пресвятой Богородицы. Всю ночь сестры монастыря поочередно молились у Плащаницы, возжигая свечи и воскуряя благовонный фимиам. В самый же день праздника в центральном приделе Троицкого собора была совершена Божественная литургия, увенчавшаяся крестным ходом вокруг обители. Во главе торжественной процессии шествовал обретенный в нынешнем году список с чтимой иконы «Успенская-Звенигородская», пребывавшей в Аносиной Пустыни до закрытия обители и прославившейся многими чудесами. Эта икона, представляла собой малую деревянную плащаницу греческого письма, привезенную со Святой Земли из Малой Гефсимании, врезанную, по благословению святителя Филерета Московского в доску с изображением смертного одра Пресвятой Девы и Спасителя, приемлющего в объятия Её душу. С пребыванием этой иконы в монастыре ее настоятельницы с благоговейной благодарностью связывали процветание обители. Ради нее Богородичный придел монастырского собора, ранее посвященный Тихвинской иконе Божией Матери был переосвящен в честь Успения Богородицы. После разгона обители в 1828 году чудотворная икона была утрачена и до недавнего времени не было известно ни одного из достоверных списков с этого образа. Однако в нынешнем году старинный список с чтимой святыни, изготовленный в иконописной мастерской Аносиной Пустыни в начале XX века, вернулся в родную обитель и после реставрации доступен для поклонения в Успенском приделе Троицкого собора Аносина монастыря.

Приведем свидетельство о чтимом образе из «Памятных записок» игумении Евгении (Озеровой), настоятельницы Аносина монастыря с 1854 по 1875 г., при которой эта икона прибыла в обитель:

«Двадцать первого июля 1863 г. прибыла к нам в монастырскую гостиницу монахиня Саратовского девичья монастыря Мария (Любарская) и, желая лично видеться со мною, прислала просить дозволения прийти лично и принести в дар обители святую икону. Это предложение навело на меня заботливое смущение. „Икон множество, – думала я, – и находящиеся у нас не знаю куда девать: устраивать киоты не на что, а валяться им на полке в ризнице, право, грешно“. <…> Монахиня пришла. После первых слов знакомства приказывает келейной своей принести икону. Когда открыли ящик и я увидела изображение, не умею передать, что совершилось в душе моей: благоговейная радость и страх овладели мною. Видела глазами телесными икону, а сердце чувствовало присутствие благодатного посещения. Монахиня Мария так о себе и рассказывала: „Я из дворян, пожелала быть в числе сестер милосердия при раненых во время Крымской войны, пробыла там во все продолжение оной. Окруженная постоянно смертью, я почувствовала всю ничтожность суеты мира, отправилась в Иерусалим на поклонение святому Гробу Господню; там еще более развилась мысль о уединении, я просила митрополита Мелетия, старца истинно богодухновенного, наставить меня и постричь в монашество, что и совершилось с разрешения Государыни Императрицы и Св. Синода епископом Кириллом. Тогда я писала к замужней дочери моей в Саратов и высказала мое желание поместиться в девичьем Кресто-Воздвиженском Саратовском монастыре, где игумения мне давно знакома. Получая ее согласие, я озаботилась устроить в сем монастыре для себя келлию, чтобы без затруднений прямо из Святого Града перейти в святую обитель. Желая иметь памятник о моем пребывании при Гробе Господнем, заказала икону. Наступило время отъезда, а икона не готова; отлагать нельзя, ибо только два раза в год отправляются паломники из Иерусалима. С горем пошла я принять благословение святителя и наставника моего митрополита Мелетия; объявляю, что не могу получить желаемого и должна без иконы отправляться в путь. Он, видя скорбь моего сердца, приказал принести Гефсиманскую икону Божией Матери Пречестнаго Ее Успения, которая лежала несколько времени на Гробе Господнем. Принимая ее от митрополита как дар благодатный, я изъявила желание устроить ее в саратовской обители. На это святитель сказал мне: «Будет в обители, но не в вашей; где пребудет сия икона – пребудет и благословение Владычицы, и стечение народа». Далее следует рассказ монахини Марии (Любарской) о возвращении ее в Россию и поселении на жительство в Саратовском Кресто-Воздвиженском монастыре, в котором «она желала устроить икону». Но Господь судил иначе: Мария дважды слышала глас, повелевающий отвезти и поставить икону в Аносину пустынь, в чем она и увидела Божие произволение и не преминула его осуществить, правда, только спустя четыре года по приезде из Иерусалима. Игумения Аносина девичьего монастыря Евгения (Озерова) с удивлением выслушала рассказ старицы и предложила ей отправиться к митрополиту Филарету (Дроздову), чтобы ему лично все объяснить подробно о Гефсиманской иконе, но игумении пришлось идти одной к святителю. Приведем интереснейшее историческое свидетельство об их встрече: «Я должна была уже одна о всем донести святителю нашему, и он с внимательным благоговением выслушивал рассказ мой. Икона была принесена мною и положена пред ним на столе. Владыка, сняв свою шапочку, стал, склоняясь над иконой, и прочел тропарь: „В Рождестве девство сохранила еси…“ и пр. до конца; долго и пристально смотрел и сказал: „Живопись точно греческая; может быть, найдутся художники подражать платью, но лику — едва ли“. Я спросила, как и где устроить? „Отнесись к священнику в приходе Косьмы и Дамиана, что за Москвой-рекой; он человек внимательный, и вели, сделав доску, приписать Спасителя, приемлющего душу Богоматери и одр, на коем возлежало бы тело Ее. Изображение же врезать в доску, но не совершенно углублять его, чтобы отделялось от общей иконы. Приищи удобное место и мне тогда скажи“». 

Игумения в точности исполнила указания митрополита, и к празднику Успения икона с врезанной в нее по контуру фигурой Богоматери, привезенной монахиней Марией (Любарской) из Иерусалима и упомянутой в воспоминаниях архимандрита Леонида (Кавелина), была готова и помещена в приделе во имя Успения Божией Матери в Троицком соборе Аносиной пустыни. От иконы стали происходить многочисленные исцеления, о чем было записано в монастырской летописи. Благотворитель Аносина монастыря П. Г. Цуриков пожелал устроить два киота для чтимой иконы: один – великолепный, в холодный храм; а другой, попроще – в теплый. Однако святитель Филарет посоветовал сделать киоты одинаковые, чтобы народ свободно узнавал икону. «Нарядную после сделаете, — сказал он, — а теперь держите себя смиреннее, тише, немного разглагольствуйте» – и выбрал рисунок попроще. Подобный киот был сразу же заказан Цуриковым, поскольку он никогда и ни в чем не пререкал воле святителя. Со временем для чудотворной иконы был изготовлен богатейший оклад с жемчужной ризой и короной, украшенной аметистами и бриллиантами, на деньги того же благодетеля обители, о чем упоминает и архимандрит Леонид (Кавелин). К сожалению, в настоящее время местонахождение образа Божией Матери Гефсиманской «Честнаго ее Успения» из Аносина Борисо-Глебского женского монастыря неизвестно. Образ этот упоминается в описаниях чудотворных икон Богоматери в России у Софьи Снессоревой и Евгения Поселянина.

28.08.2021

Фотографии