Русская Православная Церковь Московский Патриархат Борисоглебский Аносин ставропигиальный женский монастырь

Лихолетье

После революции Аносин Борисоглебский монастырь существовал еще десять лет. В 1923 году, уже при большевиках, он отметил свое столетие. Его последняя перед закрытием игумения Алипия (1868–1942); в миру Мелания Петровна Таишева, духовная дочь схиигумении Фамари (Марджановой), в схиме – Евгения), приняв обитель в 1918 году после кончины игумении Иоанны (Макаровой), всеми силами старалась в новых условиях жизни сохранять монастырский дух и уклад жизни на прежнем высоком уровне. Но притеснения от властей не могли не сказаться: монастырь был оформлен как трудовая артель и обложен тяжелыми налогами. Инокини всегда много работали, но ровно настолько, чтобы обеспечивать себя: устав обители не позволял им иметь ничего лишнего, так как главной в их жизни была молитва. Теперь же, чтобы платить налоги, пришлось расширять хозяйство: стали разводить свиней, стегать одеяла, вязать на специально приобретенных машинах чулки и пуховые вещи на продажу, разводить для этого пуховых кроликов. Питание ухудшилось, сестры стали уставать. Пришлось, не сокращая служб, переносить их с ночного на более удобное утреннее время. Новых сестер из мира стало поступать мало, но до самого закрытия все еще оставалось около 130 инокинь и послушниц.

В эти годы, с июня 1925 по июль 1926 (до ссылки в Дивеево), в Аносино или на пустынном монастырском хуторе под Кубинкой жил епископ (священномученик) Серафим (Звездинский). Во время пребывания в монастыре владыка ежедневно совершал Божественную литургию в храме св. великомученицы Анастасии, наедине, с одной лишь псаломщицей.

Весной 1928 года из Павловской слободы в монастырь приехали представители власти и потребовали, чтобы через час в трапезной были собраны все сестры. Власти выискивали нарушения, пытаясь найти предлог для закрытия обители. Уже в конце июня приехали снова и арестовали матушку, двух священников и еще четырех сестер. Арестованных повезли в Москву, а остальным приказали через три дня освободить монастырь. Сестры разошлись кто куда, но еще до этого, не дожидаясь их ухода, кельи монахинь заняли местные жители, так что последние дни они ночевали в трапезной на полу. Монастырский архив и библиотека были изъяты и отправлены в г. Истру. Иконы, вывезенные воинствующими безбожниками из Аносиной обители, погружались в специальные чаны с кислотой для получения золота, после чего тут же сжигались. Погибли и монастырские колокола. Что касается различной церковной утвари, то она была конфискована еще в начале 20-х годов в ходе кампании по изъятию церковных ценностей.

Храм, од­на­ко, не был за­крыт, и мо­на­хи­ни, боль­шей ча­стью рас­се­лив­ши­е­ся по со­сед­ним де­рев­ням, так же, как и рань­ше, со­бира­лись на мо­лит­ву в оби­тель, где стал слу­жить иеро­мо­нах Ев­фро­син (Антонов).

Ви­дя, что мо­на­хи­ни ве­дут тот же са­мый мо­на­ше­ский об­раз жиз­ни и не же­ла­ют ухо­дить от стен лю­би­мой оби­те­ли, по­ка­зы­вая и для окру­жа­ю­щих при­мер вер­но­сти, кро­то­сти и хри­сти­ан­ских доб­ро­де­те­лей, вла­сти вес­ной 1931 го­да при­ня­ли ре­ше­ние об аре­сте всех, про­жи­ва­ю­щих в окрест­но­сти мо­на­сты­ря, мо­на­хинь и по­слуш­ниц и слу­жив­ше­го в хра­ме от­ца Ев­фро­си­на, ко­то­ро­му бы­ло по­став­ле­но в ви­ну, что он «ча­сто со­би­рал всех мо­на­шек или при­хо­дил к ним на квар­ти­ры, да­вая им на­прав­ле­ние на ан­ти­со­вет­скую ра­бо­ту сре­ди на­се­ле­ния», а мо­на­хи­ни об­ви­ня­лись в том, что «со­би­ра­лись в де­рев­нях, пе­ли раз­лич­ные ду­хов­ные пес­но­пе­ния, этим са­мым при­вле­кая на­род, да­же ра­бо­чих с Де­дов­ской фаб­ри­ки».
10 мар­та 1931 го­да ОГПУ аре­сто­ва­ло иеро­мо­на­ха Ев­фро­си­на и две­на­дцать мо­на­хинь и по­слуш­ниц. Все они были сосланы или попали в концлагеря. Позднее иеромонах Евфросин принял мученическую кончину на Бутовском полигоне, а судьба аносинских сестер осталась неизвестной.

Территория монастыря также подверглась разорению. В храме вмц. Анастасии Узорешительницы сперва устроили клуб, потом он был перестроен в здание барачного типа. Колокольня и приделы Троицкого собора были взорваны во время Великой Отечественной войны. В церкви свт. Димитрия Ростовского расположился сельский магазин. На основе слаженного хозяйства была создана сельскохозяйственная коммуна, преобразованная в один из первых подмосковных колхозов. Еще в начале 90-х годов на территорию монастыря через огромные проломы в стенах въезжали тракторы и грузовики – здесь были размещены автохозяйство и ремонтные мастерские.

Но огонек духовной жизни не угасал, и вне монастырских стен инокини не порывали связи друг с другом – духовная дружба связала их на всю жизнь. Они навещали сестер на именинах, помогали во время болезней, были друг другу надежной опорой во всех скорбных обстоятельствах жизни. Особенно трогательной была привязанность к своим наставницам их духовных дочерей – многие из них добровольно поехали в ссылку за своими старицами. Другие инокини до глубокой старости жили при церковных сторожках, обслуживая храмы. Их отличали кротость, смирение, молчаливость, – все то, что было так характерно для прежних аносинских монахинь. Две аносинские сестры прославлены в сонме новомучеников и исповедников Российских – преподобномученица Дария (Зайцева), расстрелянная на полигоне Бутово под Москвой – память 1 / 14 марта, и преподобномученица Татиана (Фомичева), принявшая смерть в заключении – память 20 ноября / 3 декабря.

Блаженная Пелагея, любившая посещать Аносину пустынь, незадолго до ее закрытия предсказывала: «Обитель будет до тех пор, пока последняя сестра не переселится в вечность». Последняя сестра –схимонахиня Анна (Теплякова), бывшая послушница Борисоглебского Аносина монастыря – дождалась возрождения родной обители.


16.03.2019