«Предельно любящая мать и душевный вам друг до конца жизни». Домашняя атмосфера в семействе Тютчевых сквозь призму письма П.Д.Панютиной к дочери Н.Н.Шереметевой на Пасху 1811 года

Аносин Борисоглебский монастырь в рамках изучения истории обители активно занимается, в том числе, работой с архивами. В ходе этой деятельности в Отделе рукописей Российской Государственной Библиотеки нами было обнаружено письмо Пелагеи Денисовны Тютчевой  (урожденной Панютиной) (1739–1812) к дочери Надежде Шереметевой  (урожденной Тютчевой) . Отрывок из письма публиковался в юбилейном Полном собрании сочинений и писем Тютчева Ф.И.  в 6 т. (Т. 4. М., 2004. С. 481-482). С незначительными сокращениями и с комментариями опубликовано оно в книге «Процветёт обитель моя…», посвященной 250-летию основательницы Аносина Борисоглебского монастыря игумении Евгении (Мещерской), урожденной Тютчевой . Анализ почерков и орфографии данного документа дает основания предположить, что записано оно дворовым писарем (из крепостных), подписано лично Пелагеей Денисовной. В конце письма имеется приписка другой рукой, частично расположенная и на полях перпендикулярно основному тексту. Можно предположить, что дополнения принадлежат княгине Евдокии Николаевне Мещерской, будущей игумении Евгении, аргументы в пользу этой гипотезы, а равно аспекты, вызывающие сомнения, будут рассмотрены ниже.
Прежде всего, хотелось бы сказать пару слов о корреспонденте этого письма. Младшая из сестер Тютчевых, Надежда Николаевна (1775–1850), выйдя замуж за московского помещика Василия Петровича Шереметева, в качестве приданого получила имение Хорошково в Рославльском уезде. В 1801 г. на свои средства построила там церковь. Храм был деревянным и до нашего времени не сохранился. В имении ее супруга — Покровском-Шереметево под Рузой — она пережила краткое семейное счастье; с этим местом также связано и начало испытаний, выпавших на ее долю.
В 1808 г. супруг Надежды Николаевны погиб по нелепому случаю, оставив вдову с тремя малолетними детьми (младшей дочери в то время не исполнилось и двух лет). Вскоре после того, как Надежда Николаевна оправилась от горя, делом ее жизни стала забота о людях, порой ей совсем неизвестных. По словам одного из ее потомков, «всю свою жизнь, быть может, несколько суетливо, но без всякого показного эффекта, она хлопотала о самых различных людях», то помещая ребенка или пожилую женщину в больницу, то навещая мать, потерявшую сына. Ей доверяли значительные средства на самую разнообразную благотворительную помощь.
Сохранилось множество теплых доверительных писем к ней ее племянника Ф.И. Тютчева, в судьбе которого, как и в судьбе его дочерей, она принимала самое деятельное участие. Известна ее переписка с В. А. Жуковским, а также слова поэта, к ней обращенные: «Поверьте мне, что люблю вас всем сердцем за вас самих и за ваше несчастье, которое вы умеете делать высоким добром для вашей жизни» . В течение восьми лет, до самой своей смерти, она состояла в переписке с Н.В. Гоголем и оказала значительное влияние на его религиозные настроения. Писатель постоянно просил ее молиться о нем: «…его первою мыслью было просить молитв о себе … у “духовной матери” Н.Н. Шереметевой. Глубоко верил Гоголь в силу молитв этих, и чем тяжелее было на душе, тем сильнее он чувствовал нужду в нравственном освежении, которое всегда выносил из ее бесхитростных, но неизменно полных участия писем» . Их переписка была для великого писателя «нравственным убежищем в трудные минуты жизни» . Сам Н.В. Гоголь свидетельствовал: «В мои болезненные минуты, когда падает мой дух, я всегда нахожу в них <письмах Н.Н. Ш.> утешение и благодарю всякую минуту руку Провидения за встречу мою с Вами ».
Это была удивительная женщина, пламенного характера, твердой воли, наделенная глубочайшей верой и любовью к людям. Вместе с тем, она с полным пренебрежениям относилась к светским условностям: «Одна богатая и знатная дама, госпожа Шереметева, утратила всякое к себе уважение за то, что ездила в дрожках, обрезала себе волосы и одевалась просто», - писал о ней в Автобиографических заметках Е.Ф. фон Брадке.
Не удивительно, что именно ее выбрала мать адресантом своего письма, Н.Н. Шереметева была благодатным корреспондентом. В.А. Жуковский отзывался о ее эпистолярном даре: «Ваше письмо точно Вы сами: та же простая, чистая доброта в нём дышит, какую я нашёл в Вас самих»
Письмо датировано 23 марта 1811 года, направлено из Овстуга. В нем затрагиваются две интересные темы: во-первых – семейные отношения старшего поколения Тютчевых, а во-вторых – хлопоты Пелагии Денисовны о завершении строительства некоего храма. Последнее является весьма примечательным фактом в контексте сложившейся в семействе Тютчевых традиции храмоздательства. Заложена она была дедом поэта Н.А.Тютчевым, во всех своих имениях возводившим храмы (Троицкий в Гореново, Успенский в Овстуге, Знамения Пресвятой Богородицы в Знаменском). Как видим, продолжательницей этого дела (а не исключено, что и вдоховительницей его с самого начала) стала супруга Николая Андреевича, Пелагея Денисовна. Сыновьям в наследство достались более благоустроенные родительские имения, в которых уже существовали церкви, но и им приходилось не только поддерживать их, а достраивать – как Троицкий собор в Гореново, и иногда перестраивать – как церковь Живоначальной Троицы в Теплом Стане. Ну а эстафета храмостроительства перешла к дочерям: Ахтырская церковь в Чернетово, Преображенская в Творишичах, Покровская в Покровском-Шереметево, а также Аносинский Борисоглебский монастырь – стали живым памятником веры и благочестия этих сильных духом женщин, мужественно преодолевавших жизненные невзгоды. Все они: Анастасия, Варвара, Евдокия и Надежда – рано овдовели, но, лишившись родных людей, не утратили веру в Бога и любовь к ближним, посвятив жизнь благотворению.
Письмо Пелагии Денисовны является важным свидетельством ее попечительной заботы о возведении храма. Большая его половина посвящена именно этому вопросу, причем обсуждает ее Пелагея Денисовна со своей дочерью в мельчайших подробностях, ничуть не сомневаясь, что и для ее корреспондентки поднятая тематика не покажется скучной и утомительной. «От 12 письмо твое получила. Пишешь о железе, 6Ф дорого, да чем же переменить, а кончится каменная работа, покрыть непременно надо <…>  очень хочется, чтобы нынешним летом кончить каменную работу покроем. Сосуды  княгиня ко мне прислала прекрасные, и вызолочены хорошо, Евангелие есть и крест куплен. Надо, мой друг, помышлять землю отмежевать. Как к оному приступить, я не знаю, посоветуй, с кем, знающим человеком, нынешним летом надо отмежевать». Трудно сказать, о каком именно храме идёт речь, но писано письмо из Овстуга Великим Постом 1811 года. Именно в это время достраивался Троицкий храм в Аносино, но маловероятно, чтобы заботы Пелагии Денисовны простирались на столь дальнее расстояние. Другие же известные нам «тютчевские» храмы в это время либо уже были выстроены, либо их возведение еще не было и в проекте. Возможно, речь идет о каких-то реконструкционных работах в одном из ранее построенных храмов, например в Овстугской церкви св. вмц. Параскевы Пятницы.
Помимо «деловой» части письма обращает на себя внимание раскрывающаяся в нем картина родственных отношений семейства Тютчевых. С первых же строк письмо окутывает особой неподражаемой задушевностью интонаций. «Милейшая Надюженька, Жизнь души моей, будь здорова с милейшими нашими детушками!
Считая по числам, что сие письмо получишь перед праздником, с великим праздником Христа Спасителя нашего от истинности души моей поздравляю. Дождусь если сего праздника, будучи в Церкви Божией, мысленно вас объемля, целую: Христос воскресе!
Здравствуй, мой друг Надежда Николаевна, с любезными нашими детушками. Моля Всевышнего о здравии вашем, хотя я розна с вами, но душой и сердцем неразлучно с вами».
Пелагея Денисовна, к тому времени 72-х летняя старица, упоминает о своей болезни. «Касательно до моей болезни от 27 декабря, и поднесь продолжается», она утешает дочь, что недуг ее ныне«гораздо меньше, нежели прежде было. Благодарю Бога, от оной болезни слабости не чувствую». Однако, очевидно, до конца оправиться ей уже не пришлось, в следующем, 1812 году, Пелагеи Денисовны не стало.
В письме упоминаются почти все дети и внуки Пелагеи Денисовны, причём особенно она утешается любовью ласкового Феденьки (будущего поэта).
У Пелагеи Денисовны и Николая Андреевича Тютчевых в семействе выросло семеро детей (еще трое умерли в младенчестве)
•    Старший сын — Дмитрий Николаевич Тютчев (1765 — до 1829), поэт, в 1788 лишен права наследства;
•    Средний сын — Николай Николаевич Тютчев (1767—1832), офицер лейб-гвардии Кирасирского полка, по выходе в отставку — коллежский советник;
•    Младший сын — Иван Николаевич Тютчев (1768—1846), отец поэта Ф.И. Тютчева;
•    Старшая дочь — Анастасия Николаевна Надаржинская (1769—1830), вдова предводителя харьковского дворянства А.Ф. Надаржинского;
•    Вторая дочь — Варвара Николаевна Безобразова (1771—1828), вдова орловского помещика Александра Безобразова;
•    Третья дочь — Евдокия Николаевна Мещерская (1774—1837), вдова князя Бориса Ивановича Мещерского, с 1823 года игумения Евгения, настоятельница Борисоглебского Аносина женского монастыря;
•    Младшая дочь — Надежда Николаевна Шереметева (1775—1850), вдова Василия Петровича Шереметева.
Все они перечисляются в тексте, кроме Дмитрия, которому было отказано от дома, и он, вероятно, связь с родственниками не поддерживал – о нем мать умалчивает. Нет в письме и имени Евдокии (Авдотьи) Николаевны, княгини Мещерской. Вряд ли это связано с тем, что мать «забыла» о ней. Почему не упоминается имя Евдокии и каким образом она все же присутствует в данной переписке, мы укажем позднее. Пока вернемся к тексту письма.
«На сей почте от Варвары письмо получила. Пишет, учителя к тебе отправляет. Дай Бог, чтобы хороший человек был, переменные учители великое препятствие детям в науке».
Варвара Николаевна, лишившаяся мужа – морского офицера – в русско-турецкой войне, в то время имела уже подросшего сына Александра Александровича. Вскоре, в грозовом 1812 году, он будет принимать активное участие в боевых действиях в качестве подпоручика лейб-гвардии артиллерийской бригады, бессменного адъютанта фельдмаршала М. И. Кутузова и падет смертью храбрых на полях Отечественной войны. Безутешная мать излила свое горе в возведении уникального храма Преображения Господня в Творишичах, архитектурной иконы горы Фавор, к строительству которого она подошла с полным самоотвержением, отдав на него последние средства, так что это стало поистине лептой евангельской вдовицы. Пока же она предлагает своей сестре учителя, уже не нужного ее сыну, для воспитания малолетних племянников.
И этот сюжет исполнен глубокого значения, а в известной степени даже стал судьбоносным для Надежды Николаевны. Будучи в то время также уже вдовой, она воспитывала троих детей: двух дочек и старшего сына, которому только исполнилось 11 лет. Естественно, вопрос выбора достойного семейного учителя весьма занимал одинокую мать. О надежном человеке ей казалось всего вернее советоваться с родственниками. Известно, что в конце 1810 года по рекомендации другой сестры, А.Н. Надаржинской, в дом Шереметевых попал С.Е. Раич (Амфитеатров, младший брат святителя Филарета Киевского), о чем он сам сообщает в своей «Автобиографии». Вероятно, не сразу Надежда Николаевна прониклась доверием к юному учителю, раз весной 1811 года принимала кандидатов и от второй своей сестры. И здесь, можно сказать, Пелагея Денисовна деликатно заступается за С.Раича, приводя на вид, что частая смена учителей не благоприятствует воспитательному процессу. Надежда Николаевна, действительно, в конце концов, остановила свой выбор на С.Е. Раиче, что во многом предопределило дальнейшую судьбу ее семьи. Раич оказался вовлеченным в круг столь же романтически настроенных молодых людей, которые, увлекаясь духом времени, вскоре прониклись политическими взглядами, приведшими к Декабрьскому восстанию. Друзья Раича были вхожи и в дом, принявший его в качестве учителя. Так состоялось знакомство Шереметевых с кружком декабристов. Оба зятя Надежды Николаевны и ее сын оказались вовлечены в это движение. Так судьба уготовала этой искренней и отважной женщине еще одну роль – быть вдохновительницей движения жен декабристов, не по политическим взглядам, а по велению христианского сердца. Но это было значительно позже. Пока же вернемся в предпасхальные дни 1811 года.
С особой нежностью пишет Пелагея Денисовна о своем младшем сыне, унаследовавшем после ее кончины и имение матери «Овстуг», откуда пишется это письмо. «К удовольствию моему Ванюша мой приехал с большими сыновьями. Не по моде сделал, а по сердцу. Жену оставил с маленькими детьми, а к матери старухе приехал. Бог ко мне милостив, не по делам моим, а по милости Его». И.Н. Тютчев (Ванюша) приехал к своей матери с сыновьями Николаем и Федором, младшие дети — Дмитрий и Дарья — остались с Е.Л. Тютчевой. Федору Ивановичу Тютчеву, будущему поэту, на момент написания письма 7 лет. Данный документ – едва ли не первое из известных упоминаний о нем. И оно весьма колоритно.
«Одно меня оскорбляет, а другое подкрепляет, а Феденька так ко мне ласков, что я описать не могу. Говорит, в Москве многие его любили, но никто так любить не может, как моя бабушка! И он никого больше любить не может». Видно, что тонкая натура лирика и галантность обращения с раннего детства находили взаимный отклик в женских сердцах.
Заведя речь о внуках, Пелагея Денисовна вспоминает и о детях своего старшего сына, унаследовавшего отцовские имения в Гореново и Знаменском: «А из Николаевых детей Алексей ко мне привязан».
Старшая дочь Пелагеи Денисовны – в дороге. «Не знаю, как доехала душевный наш друг Настасья Николаевна, я из Курска только от ней письмо имею». Направление, судя по всему, не случайно. Судьба Анастасии Николаевны тесно была связана с южными землями на Харьковщине. В совсем юном возрасте, 14 лет от роду, она вышла замуж, за харьковского помещика Алексея Филипповича Надаржинского, который был старше ее на 22 года и скончался спустя 16 лет совместной жизни в 1799 году, после чего вдова, оставшаяся бездетной, посвятила свою жизнь служению ближним. Надаржинские были известными ктиторами Ахтырского Свято-Троицкого монастыря. Сестра Анастасии, игумения Евгения (Мещерская), вспоминала о ней как о «благотворительнице здешней обители» и свидетельствовала, что «некогда она делала много добра людям»2. Подтверждением благотворительной деятельности Анастасии Николаевны служит благодарственное письмо к ней императрицы Марии Федоровны, выражающей признательность за ее активное попечение о Харьковском институте благородных девиц.
«Настасья Николаевна, — писала императрица Мария Федоровна из Петербурга 9 марта 1825 г. — Я получила донесение Ваше и при оном реестр сумм, по званию Председательствующей в Благотворительном обществе вами приобретенный в пользу Харьковского Института благородных девиц. Сей новый опыт попечительности вашей о заведении, в благосостоянии коего приемлю Я искреннее участие, поставляет меня в приятную обязанность изъявить вам мою совершенную признательность; прошу вас также принять искреннее мое сожаление в постигшей вас продолжительной болезни и, пользуясь сим случаем, уверить вас в искреннем доброжелательстве, с каковым пребываю к вам благосклонною — Мария»1.
Заканчивается письмо матери Тютчевского семейства все в том же задушевном тоне «Прощай, моя голубушка, прости, душа души моей, будь с вами милость Божия и мое чистосердечное благословение, объемля прижать тебя к моему сердцу с милыми детушками Христос воскресе! Здравствуй, моя родная, будьте здоровы и спокойны, сего желает предельно любящая мать и душевный вам друг до конца жизни».
Далее следует собственноручная неразборчивая подпись старицы: «Тютчева Христос воскресе здрав….<нрзб>»
Дойдя до конца письма, изобилующего столь интересными подробностями и свидетельствами активной включенности Пелагеи Денисовны в жизнь всех своих потомков, мы встаем перед вопросом: почему в нем даже не упоминается имя третьей ее дочери, Евдокии Николаевны, княгини Мещерской, к тому времени, как и прочие ее сестры, овдовевшей и воспитывавшей дочь Анастасию. Евдокия Николаевна, не менее яркая личность, чем ее сестры, после кончины супруга также сделала лейтмотивом своей жизни помощь ближним, стараясь посвящать дела благотворительности памяти почившего супруга, князя Бориса. К 1812 году она выстроила в своем Подмосковном имении Аносино храм Святой Живоначальной Троицы с приделом в честь небесных покровителей мужа князей-страстотерпцев Бориса и Глеба. Спустя 10 лет она основала при церкви богадельню, вскоре получившую официальный статус общежития – первый такой случай в Московской епархии – и свод правил, составленный лично святителем Филаретом (Дроздовым). В 1823 году общежитие с Высочайшего соизволения было преобразовано в общежительный девичий Аносин Борисоглебский монастырь, ставший впоследствии образцом для возрождения общежительной традиции женского монашества.
Неужели мать «забыла» об этой дочери, даже не упомянув ее в письме? Уверены, что это не так.
Во первых, в части письма, посвященной строительству храма, упоминается некая княгиня, принимающая активное участие в его оснащении, в том числе, приобретшая для него богослужебную утварь – прекрасно вызолоченные сосуды. В разговоре матери с младшей дочерью личность этой княгини настолько очевидна, что не возникает даже необходимости называть ее по имени. Весьма вероятно, что речь идет именно о княгине Мещерской. Казалось бы, при столь задушевных интонациях в отношении других детей, удивительно, что Евдокию мать называет так официально, вместе с тем это вполне объяснимо психологией сословного общества. Ведь столь выдающейся привилегии, как княжеский титул, ни у кого более в семействе не было – и это было важно для старой дворянки.
Но есть и более существенное объяснение тому, что Пелагея Денисовна не пишет о своей третьей дочери. Ключ к разгадке может крыться в приписке к письму. После собственноручной подписи Пелагеи Денисовны на оставшемся свободном месте листа другой рукой сделана приписка. Она не поместилась на странице и дописывалась также на полях поперек основного текста.
«Благодарю, Любезнейшая Сестра, за твое писание, также и за покупку, я все получила – поздравляю с праздником, дай Бог тебе и любезным твоим детям все доброе – мне очень грустно.
Скажите Ольге Сес. (?) спасибо за индеек– купите что-нибудь ее дочери и подарите от меня – как мне жаль, что дороги нет. Пожалуйста, помолись за меня Богу. Простите.
Бог с вами, останусь во всю жизнь любящая вас Е(б?).
<На полях:> уведомь, что у Полины  прошло на груди и что ее зубы, так мне всех вас видеть хочется».
Кто же эта любящая сестра, без смущения дописывающая письмо матери, обращенное к дочери? Элементарный логический анализ дает основания предположить, что это именно Евдокия Николаевна. К сожалению, пока у нас не было возможности провести почерковедческую экспертизу. Вместе с тем простое сличение данной приписки с имеющимися в нашем распоряжении автографами игумении Евгении (Мещерской) позволяет заметить схожее написание многих характерных букв. В то же время почерки не абсолютно идентичны – что не удивительно, ведь известные нам аутентичные документы игумении Евгении датированы целым десятилетием позже. Есть, впрочем, важный момент, не позволяющий безоговорочно аттрибутировать данные строки. Адресант подписывается аббревиатурой Е и далее строчной буквой, похожей на б. Такая подпись не свойственна княгине Мещерской, подписывающей другие известные нам документы как Авдотья. Е могло бы обозначать Евдокию, но все же чистота научного подхода вынуждает нас пока рассматривать эту версию как возможную, но недоказанную, гипотезу, добавляя таким образом еще одну тайну к загадкам предпасхального письма Пелагеи Денисовны Тютчевой к дочери Надежде Шереметевой.
    

20.09.2024